— Тюрьмы ему мало, — возразила Эмили и снова взвела курок. По ее щекам ручьем бежали слезы.
Ники в страхе закатил глаза, но чувствовалось, что его тревожат не намерения Эмили, а нечто совсем другое, он словно слышал что-то доступное одному ему. Участники драмы замерли, прислушиваясь. И наконец поняли, что царившая вокруг тишина обманчива и на самом деле таит смертельную угрозу. Подрагивали и шелестели листья деревьев, заросли дышали и будто пялились сотнями невидимых глаз. Холодный пот прошиб Джастина.
Внезапно все вокруг заполонили гибкие бронзовые фигуры, с диким криком вырвавшиеся из зарослей. Джастин бросился к Эмили, пригнул ее к земле, прикрыл телом и прижал ее голову к своей груди, чтобы девушка не видела жуткие татуированные рожи, искаженные яростью. Оглушительные вопли перекрыли гул прибоя, зашлись в дикой пляске загорелые голые ноги, отбивавшие странный ритм. Кто-то в ужасе кричал, то ли Эмили, то ли еще кто, и вдруг прорезался жалобный вой Ники:
— Сволочи! Дикари, будьте вы трижды прокляты! Не трогайте костюм! Не смейте его рвать!
Джастин поднял голову и увидел, что туземцы тащат отчаянно сопротивляющегося Ники в заросли, схватив его за ноги и за руки. Вскоре они исчезли, оставив позади втоптанную в песок панаму. Шум борьбы постепенно затих вдали, наступившую тишину нарушали только шипение волн и пронзительные крики киви-киви.
Герцог кожей ощутил чужой колючий взгляд, повел глазами и увидел худощавого туземца, сидевшего на корточках под деревом. Их взгляды скрестились в немом мужском разговоре, дикарь встал, дружески махнул рукой и растворился в темноте.
«Что бы ни было, я всегда буду рядом…»
— Настоящий английский слуга способен проявить редкую смекалку и инициативу, если его вынуждают обстоятельства, но мы это часто просто недооцениваем, — убежденно сказал Джастин.
Уткнувшись носом в мускулистую грудь возлюбленного, Эмили нежилась в крепких объятиях и жадно вдыхала знакомые запахи родного тела. Со временем она успокоилась, перестала дрожать и подняла лицо, смеясь и плача одновременно.
— Ах, Джастин! — воскликнула девушка, обнимая его за шею, и тут до нее дошло, что он ведет себя довольно странно, никак не реагируя на ласку. — Послушай, но не мог же ты подумать, что я выстрелю в тебя? — с укором спросила Эмили.
— Признаться, такая идея приходила мне в голову.
— Однако ты повел себя как истинный джентльмен, твоим изысканным манерам и галантности можно только позавидовать, — насмешливо заметила Эмили. — Помнится, одарил меня ангельской улыбкой.
Джастин снял ее руки со своей шеи, встал, неспешно отряхнул песок с брюк.
— Под дулом пистолета я всегда вел себя примерно. — Он подошел к краю воды и уставился в морскую даль. Эмили последовала за ним.
— Как ты не можешь понять, что я была просто обязана так себя вести? — с обидой в голосе сказала девушка, забрела в воду, не обращая внимания на то, что волны лижут подол юбки, встала перед герцогом и попыталась заглянуть ему в глаза. — Во всем виновато твое лицо. — Она нежно сдавила щеки Джастина. — Твое прекрасное лицо тому виной. Ведь на нем можно прочитать любые эмоции, и у меня просто не было выбора. При всем желании ты не смог бы сыграть свою роль, имея такое выразительное лицо, и Ники сразу бы догадался, что здесь что-то не так. Я должна была заставить его поверить, что ненавижу тебя, а для этого надо было, чтобы и ты в это поверил.
Джастин стоял недвижимо с окаменевшим лицом, и только глаза говорили о том, какая буря бушует в его душе.
— Ты превосходно сыграла свою роль, — сухо заметил он.
Эмили бессильно опустила руки, принялась бродить по воде из стороны в сторону. Надо было во что бы то ни стало убедить его в своей правоте.
— Салери не уставал поминать свидетельство на право владения земельным участком. По его словам, ты изменил документ с таким расчетом, чтобы лишить обоих своих компаньонов причитавшейся им доли в золотом прииске. Салери утверждал, что, как только эта бумага окажется в его руках, с ее помощью тебя можно отдать под суд и добиться пожизненного тюремного заключения. Больше всего я опасалась, что если он сам доберется до этого документа, то сразу его уничтожит. А мог поступить и иначе: сам бы внес соответствующие поправки и потом представил бумагу в суде как свидетельство того, что ты убил моего батюшку.
— Значит, вот почему ты решила его сопровождать, — холодно заключил Джастин. — А ты уверена, что это была единственная причина? Ты абсолютно уверена?
— Что ты этим хочешь сказать? — резко спросила Эмили, пытливо глядя в глаза герцогу.
— А нельзя ли допустить, что в глубине души, на самом донышке, у тебя все же затаилась доля сомнения? Не могло ли так случиться, что тебе самой не терпелось взять в руки этот злосчастный документ и своими глазами увидеть, что он из себя представляет? Думаю, ты сама хотела убедиться, что у меня не было причин желать смерти твоего отца.
— Нет! — горячо запротестовала Эмили, приподняла юбку, подол которой насквозь промок, и вплотную приблизилась к герцогу. — Я верила тебе, клянусь! Верила только тебе!
В ответ Джастин недоверчиво хмыкнул, поднял раковину и занес руку, чтобы зашвырнуть ее подальше в море.
— Ну и что же ты собиралась делать, ознакомившись с документом? Хладнокровно пристрелить Ники на месте?
Эмили схватила его за руку и ляпнула первое, что пришло в голову, толком не осознавая смысла сказанного:
— Я никогда над этим не задумывалась, потому что знала, что ты отправишься за мной вслед и не бросишь меня в беде.