В комнату прошмыгнула горничная с ведром угля. Джастин вздохнул, изо всех сил стараясь унять раздражение, и сформулировал новый вопрос:
— В таком случае не могли бы вы сообщить, где я могу найти Клэр Скарборо?
В глазах директрисы сверкнул злой огонек, а может, это был лишь отблеск пламени в камине, но на миг показалось, что старуха чем-то очень довольна.
— Не имею ни малейшего представления и ничем не могу помочь. Несколько месяцев назад девица просто сбежала.
Кровь прилила к голове, зашумело в ушах, в глазах потемнело. Джастин ринулся вперед, ничего не видя перед собой, и лишь через секунду осознал, что его крепко схватили за руки, а до слуха дошел испуганный женский визг.
— Ваша светлость! — прорвался голос Чалмерса. Стряпчему изменила выдержка, и он почти кричал.
Перед глазами просветлело. Чалмерс вцепился Джастину в руку, а какой-то мрачный лопоухий тип держал его за ноги. Герцог отшвырнул его в сторону, как бродячего пса, и увидел, что молодая учительница заткнула рот носовым платком, чтобы заглушить рвавшийся из горла крик. Ее лицо было таким же мертвенно-бледным, как у директрисы. Возле камина застыла с открытым ртом и широко распахнутыми глазами горничная, казавшаяся белым привидением.
Только Амелия Винтерс не шелохнулась и не сдвинулась с места, словно бы не только ожидала удара, но и готова была принять его с радостью. Джастин сник.
— Все, что могла, я для нее делала, — запричитала директриса, горестно ломая руки, — но неблагодарная девчонка слишком упряма и своевольна, чтобы оценить хорошее к себе отношение. Она вечно придумывала все новые проказы, и ничто не могло ее остановить. Бог свидетель, я пыталась перевоспитать ее в духе христианских принципов, внушить необходимость дисциплины, убедить, что надо контролировать свои действия. В ответ — только непослушание, девчонка отказывалась покаяться и признать свои ошибки, по-прежнему вела себя отвратительно. Безнадежно испорченный ребенок.
До боли сжав руками спинку кресла из розового дерева, Джастин с трудом перевел дыхание. Только сейчас он понял, что едва не ударил злобную старуху. Возможно, вспышка гнева была вызвана осознанием собственной вины. Да, опоздал, и девочки уже нет. Раньше думать надо было, черт возьми! А теперь ищи-свищи. Дочь Дэвида потеряна, и, может статься, навсегда. Всему виной собственная трусость, нежелание взвалить на плечи новую ношу, а девочка не вынесла долгой разлуки, безучастия и пропала. Так за что же проклинать, в чем винить несчастную старуху?
А та тем временем совсем зашлась в истерике.
— Мои возможности крайне ограничены, я многого не могу себе позволить, но все лучшее отдавала этому ребенку, ничего не жалела ради того, чтобы она получила надлежащее образование и жила в роскошных условиях. Она имела больше, чем могла бы иметь моя собственная дочь.
— Все врет.
Эти два слова свежей струей прорезали затхлый воздух комнаты. Джастин вскинул голову на звон пустого ведра из-под угля, покатившегося по полу. В сторону гостей от камина решительно шагнула молодая горничная, вытирая руки о передник.
— Заткни хлебало, Тэнси, а то не поздоровится! — угрожающе зарычал лопоухий малый, переходя от слов к делу.
Но путь ему преградил Джастин. Он выхватил у Чалмерса трость и хлестнул по столу. Парень замер на месте, злобно поглядывая на гостей.
Только сейчас Джастин обратил внимание на то, что горничная на редкость хороша собой. Из-под некогда белого чепца выбивались шелковистые пряди темных волос, а под складками темного форменного платья и несвежим с грязными пятнами передником угадывались весьма соблазнительные формы крепкого тела. В блестящих голубых глазах стояли слезы.
— Все врет старая ведьма, — тараторила девушка. — Она обращалась с девчонкой как с рабыней, заставляла таскать уголь и вкалывать на кухне от зари до зари. Еще приказала вести младшие классы, чтобы не надо было платить новой учительнице. Кормила исключительно объедками, как и меня. Вечно попрекала куском хлеба, корила: «Благодари бога за милосердие, да не будь я истинной христианкой, давно бы ты, мерзавка, оказалась на улице». Каково это было слушать девчонке? Она же гордая и легкоранимая!
Горничная схватила Джастина за руку, перепачкав угольной пылью, и горячо продолжала:
— Уверяю вас, сэр, девочка не испорченная, очень хорошая и добрая девочка. Клянусь! Может, живая, непоседливая, но не злая, не чета вот этим, — она кивнула в сторону Барни и Дорин. — Да просто ангел, а не девочка! И такой была до самой смерти отца, а потом, конечно, изменилась, стала грустной, но все равно у меня никогда не было лучшей подруги.
Горничная притихла, видимо, осознав, что зашла слишком далеко и сболтнула лишнее, она попыталась отдернуть руку, но Джастин не отпустил и, глядя в ее испуганные глаза, подумал, что, хотя в своей коротенькой жизни эта девушка познала мало доброты, однако по натуре была, вероятно, доброй и отзывчивой, если подружилась с сиротой, пригрела одинокую девочку.
— Она не оставила какого-нибудь следа, письма, записки, ну, чего-то такого, от чего можно оттолкнуться и начать поиски? Куда она могла направиться? — допытывался Джастин.
— Если бы чего и написала, я бы все равно не сумела прочитать, — призналась горничная, горестно вздохнув. — Однажды я зашла в ее конуру на чердаке, а ее уже нет, только ветер воет. — Девушка бросила взгляд в сторону Дорин и добавила: — Она пропала примерно в то же время, когда эти двое…
— Тэнси! — грозным голосом прервал ее Барни. Джастину показалось, что в глазах девушки мелькнул страх.